Аллюзии
Штирлиц, в своём стареньком «бентли» ехал по узким улочкам Страсбурга. Как всегда, глаза его смотрели в лобовое стекло, а мысли перекатывались под широким лбом, выстраивая сценарий предстоящей встречи.
Накануне под его дверь кем-то была просунута записка, в которой налезали друг на друга корявые строчки, написанные по-русски: «Страсбургъ, певнушка «Der Balyznem», три часа посля абеда, до завтрева».
Странная эта записка не давала покоя, сверлила мозг. Так мог написать только один человек на свете. Но его присутствие в Страсбурге было до того невероятным, что Штирлиц откатил эту мысль в сторону.
... И всё же это оказался он. Штирлиц узнал его мгновенно, едва раздвинул бусинки занавески у входа в зал старой пивной. И, вздрогнув от блаженства, вспомнил о том времени, когда он, тогда ещё думный московский дьяк Максим Максимов сын Исаев, провёл две блаженные недели, коротая досуг в пирах, разнузданных оргиях, охотах и прочих забавах. А принимал его в своих владениях царь-батюшка Ерепень, который сидел сейчас на высоком стуле у барной стойки и наливался шнапсом.
Информация к размышлению. Ерепень Первый. Царь. Истинный поганец. Характер паскудный, нервический. С подчинёнными неровен. Семьянин никакой. Связей, порочивших его, имеет сколько угодно. В работе зарекомендовал себя никудышным организатором.
- Не забыл, вижу, благодетеля свово, - Ерепень налил Штирлицу шнапса в стакан до краёв, не обидел и себя. - Это тебе зачтётся. Вспомяну тебя в своём завещании, если раньше не опрокинешься. Работёнка-то у тебя рисковая, поди?
- Рисковая, - согласился Штирлиц, пригубив стакан. - И вы ещё, ваше величество, усугубляете. Вы как здесь оказались и зачем звали?
- Ну уж, усугубляю, - покривился Ерепень. - не Чапмен, чай, чтоб усугублять-то? А звал я тебя, мил-друг, за надобностью. Слыхал, небось, что со мной дома учудили?
- Откуда же мне здесь услышать было? - искренне удивился Штирлиц. - Да и что там могло случиться? Всё-таки не в Тунисе живёте...
- Да хрен там - не в Тунисе! - взорвался Ерепень и чуть не упал со стула. - Ещё хужей живём. Не показался я, вишь, Богу нашему единому. Ну, он меня и тово... По затылку, да с трона!
- Да что вы, батюшка?! - ахнул Штирлиц. - А народ как же? Любил ведь он вас без памяти?
- А народишко подлый оказался, - вздохнул царь, - даже не почесался, аспид. Вот я сюда и подался, справедливость искать. Знающие люди подсказали, что суд здесь какую-то агромадную силу имеет: что скажет, то все исделать должны. Прошение подал. Взяли, но сказали, что ждать придётся долгонько. Вот хочу домой смотаться, поглядеть, чего и как. Может, и диверсию какую произвесть. И ты мне в этом должон помочь.
- Диверсию, что ли, произвести? Так я этим не занимаюсь.
- Не надоть мне твоих диверсий, я и сам на них мастак. А ты меня через границу проведи, чтобы никто не проведал в державе моей, что я вернулся.
- Простите, ваше величество, но здесь я бессилен. Окна на границе находятся под строгим контролем, и мне не удастся использовать их под личные цели. Я вас очень уважаю, и мне вас очень жаль. Но - нет.
- Ты кому это неткаешь?! - Ерепень засопел, ахнул кулаком по стойке. Стаканы подпрыгнули, шнапс потёк Штирлицу на галифе. - Забыл, чью хлеб-соль трескал? А ежели я тебя прямо сей момент в твою гестапу налажу? Чего тогда запоёшь?
- Вы не посмеете предать меня, - Штирлиц изо всех сил старался сохранить спокойствие. - Вы же патриот!
- Я?! - Ерепень картинно засмеялся. - Да я и бровью не поведу, сдам тебя к чёртовой матери. Ты думаешь, мне впервой, что ли?
«Да, ему это не впервой, - подумал Штирлиц, - и он действительно не остановится выдать меня гестапо. От него нужно избавиться любой ценой».
Мысль, ещё неосознанная вкатилась под его широкий лоб, когда он спрашивал:
- Умеете ли вы ходить на горных лыжах ваше величество?
- Ишо не пробовал, - приоткрыл рот в изумлении Ерепень, - сдюжу, небось, коли надо будет, я понятливый. А на кой это мне ляд?
«Это хорошо, - покатилось в голове у Штирлица, - подберу ему самый крутой маршрут. Голову сломает, туда ему и дорога». А вслух сказал:
- Пойдёте на лыжах через горный перевал. Там только вверх трудно подняться, а дальше, под гору лыжи сами понесут. Дойдёте до цели.
... У Штирлица сжало сердце, когда он увидел, как уверенно встал Ерепень на лыжи, как ходко заскользил вверх по крутому склону к ослепительной вершине.
«Да, этот пойдёт далеко, - горько подумал Штирлиц, - этого никто и ничто не остановит».
Рис.: Максима Эскимосова
Аллюзии (фр. allusion - намёк) - соотнесение устойчивого понятия или словосочетания литературного, исторического, мифологического порядка с описываемым или происходящим в действительности.
