В гостях у царицынской частушки
А всё-таки жаль, что до сих пор не изобрели машину времени. Будь она в наличии, наши царицынские частушечники начала прошлого века наверняка победили бы во всех номинациях конкурсов частушки.
В этом легко убедиться каждому. Достаточно прийти в областную библиотеку и попросить журнал «Живая старина» за 1906 год. Благодаря ему мы можем познакомиться с замечательными образцами устного народного творчества уездного Царицына.
Частушки были собраны среди молодёжи, которая вечерами обычно собиралась на берегу Волги или каталась на лодках, пенье шло под аккомпанемент гармоники и бубна.
Как и положено частушкам, они посвящались самым животрепещущим темам тогдашней жизни. Царицынские парни слыли народом задиристым, не боящимся ни Бога, ни чёрта и не упускавшим случая «подавить на фасон»:
У дубовских у плутов
Сапоги по семь пудов.
У царицынских ребят
Сапожки новые скрипят.
Наиболее отчаянными в городе были районы Балкан и Бутырок. Именно здесь обитали отпетые хулиганы, или, как их тогда называли, - «духовые». Впрочем, балканские «традиции» долго ещё сохранялись и в послереволюционном Царицыне и даже в довоенном Сталинграде.
Мы, балканские, отпеты,
Кандалы на нас надеты.
На Балканах, на краю
Покончаю жизнь свою.
Все Бутырки мы пройдём
Кровь балканскую прольём.
По Бутыркам мы ходили,
Духовых не находили.
Наиболее распространенные профессии рабочего Царицына были так или иначе связаны с Волгой. Отношение к ней бытовало почтительное и, в то же время, бесшабашное. Рыбаки, например, уважительно звали нашу великую реку не иначе как морем, а себя моряками:
Моряк в море сети рвёт.
Што добудет, все пропьёт.
Моряк по морю рыбачит,
А морячка дома плачет.
Моряк в море потонул,
Про морячку вспомянул.
Согласитесь, рядом с этой трагедий Газманов и его не встретившиеся рыбак с рыбачкой просто отдыхают.
Самой злободневной темой был, конечно, призыв в армию: далеко на востоке гремела русско-японская война. И в частушках на эту тему вновь звучит нарочитая бесшабашность молодого волжанина:
Повели меня в приём,
Вся семья идёт за мной,
А девчонка стороной
Заливается слезой.
Вынул жребий 25-й,
Закричали - я принятый.
Как сказали - меня взяли,
Милку замертво подняли.
Привели меня в приём,
А я думал в пивной дом.
Посадили меня брить,
А я думал водку пить.
Нетрудно заметить, что в частушках того времени «злодейка с наклейкой» занимает достаточно почётное место. А уж «любовная лирика» и вовсе не обходилась без упоминания о ней:
Как по Волге, по реке
Лодочка мыряла.
Мы катались в лодке,
На корме бутылка водки.
Понятно, что и тогда тяга царицынских мужчин к питию чрезвычайно заботила прекрасную половину города:
Милый мой милёночек,
Федя-голубёночек.
Милёночек, не пей водку,
Пожалей меня молодку.
Призыв, как правило, пропадал втуне. Вообще, если верить частушкам, отношение к подругам было далеко не рыцарским:
В Царицыне во городе
Девчоночки дороги.
В Царицыне на базаре
Продают девок возами.
В Царицыне на толчке
Продают девок в пучке.
Хотя нередко царицынский кавалер ради прекрасной дамы был готов поступиться и последним:
Из-за той несчастной б..ди
Пинжаки лежат в закладе.
А скорее всего, в том ушедшем времени, в том исчезнувшем нашем городе, как и сегодня, было всё: и пылкая любовь, и пламенные страдания, и постылая работа, и негромкое счастье. В общем, была жизнь:
Я пил водочку - не брагу,
Любил девочку - не бабу.
Она моя, солнце красно,
Помереть со мной согласна.