Ненаучная фантастика. Любое сходство персонажей с реальными людьми невозможно, но фактологические параллели приветствуются.
ПРОСТО ТАК
Вечерело. За окнами администрации мельтешил серый осенний дождик и грозно маячил призрак экономического кризиса. Члены региональной комиссии по оптимизации нервно ерзали в скользких кожаных креслах. Шел третий час заседания, а концепция оптимизации образовательных учреждений не складывалась, рассыпалась, как колода крапленых карт у застигнутого врасплох начинающего шулера.
– Слово предоставляется министру культуры. Мы все ценим его удачный опыт оптимизации библиотек в прошедшем Году литературы. Пожалуйста, Яков Петрович!
Яков Петрович Гранбатман вполне оправдывал свою звучную фамилию, был широко известным оптимизатором и не скрывал полезных умений и навыков в этом ответственном и благородном деле. Изящным жестом откинув седую прядь, красивым баритоном он поведал о своих достижениях.
– Собственно говоря, идея оптимизации библиотек лежала на поверхности. Скажите, уважаемые коллеги, когда вы в последний раз были в библиотеке?
Коллеги напряглись в тщетном усилии припомнить и пристыженно замолкли.
– Во-от! – назидательно заметил Гранбатман и продолжил:
– В библиотеки народ ходит редко, поэтому мы их оптимизировали, получив в результате экономию в …2 руб.
– Здесь нужно уточнить, - вмешался министр экономики, - не в …, а в … руб.
– Нет, именно в … руб.!- заупрямился министр культуры.
Они яростно спорили, перебрасываясь цифрами, как теннисным мячиком. Миллионы и сотни тысяч сэкономленных рублей растекались по длинному овальному столу зала заседаний, падали на пол, застревали в ворсе шерстяных ковровых дорожек.
Члены комиссии приуныли. Секретарь задумчиво рисовал странное существо, похожее на таксу, но с лошадиной головой и маленьким поросячьим хвостиком.
– Это у тебя кто? - шепотом поинтересовался председатель.
– Кошка! – уверенно заявил секретарь, явно гордясь своим произведением.
Председатель отвернулся и с раздражением подумал: «Вот все они так, молодые! Везде лезут, а жизни не знают ни хрена! У кошки хвост длинный и вверх торчит. А у него мутант какой-то, звероящер. Чему их там только учат, в этих академиях госслужбы?»
Окончательно расстроившись, председатель решительно прервал министерскую словесную перепалку, но тут возбудился комитет образования.
– А как же культура чтения у народа? – робко пискнула упитанная женщина с огромной брошью на пышной груди. Бывшая учительница работала в администрации недавно и о народе все еще помнила, так как боялась ссылки на историческую родину – в далекое село Малые Бодуны.
– Куда же без культуры? – широко улыбнулся министр.- Все просто: книги, плакаты и портреты писателей мы передали в районные поликлиники, где народ бывает часто. Книги разместили в каждой регистратуре по тематическим рубрикам: кто идет к травматологу , тому дают Чехова «Человек в футляре», кто к хирургу – тому «Преступление и наказание» Достоевского, кто к педиатру – «Лолиту» Набокова…
– А кто к венерологу, тому что?
– Это не смешно, Виталий Максимович! Но отвечу: «Декамерон» Бокаччо. Наш девиз: «Встретим каждого пациента хорошей книгой!». Таким образом, вместе с амбулаторными картами пациентам выдаются книги для чтения в очереди и последующего диалога с врачом, в ходе которого и врач, и пациент невольно окультуриваются. А когда пациент от врача выходит, книгу вместе с картой он сдает обратно в регистратуру. Представляете, на какой уровень читательская культура поднимется!
Комиссия глухо и одобрительно зашумела. Все качали головами, пытаясь представить себе внезапно возросший уровень читательской культуры народа, но фантазии не хватало. Только председатель не растерялся:
– Спасибо, Яков Петрович! Вот, товарищи, этот опыт мы можем взять на вооружение как концептуальную основу при оптимизации образовательных учреждений. Что там у нас по списку? Академия МВД и институт бизнеса… У вас вопрос, Андрей Николаевич?
– Куда народ чаще ходит? В академию или в институт?
– А вам зачем? Поучиться захотелось?
– Нет, но как же тогда их оптимизировать? Кого закрывать будем?
– Типун вам на язык, Андрей Николаевич! Они сами кого хочешь закроют. Нет, неудачный какой-то пример получается…
Знатный оптимизатор Гранбатман обиделся и снова попросил слова.
– Уважаемые коллеги! Я хочу напомнить вам, как в Год культуры мы оптимизировали Дома творчества. Помню, идешь по Краснопартизанской, смотришь – Дом писателей. Перешел через дорогу – Дом художников. Это уже какой-то «Дом-2» получается.
Аудитория понимающе закивала, а тему с воодушевлением продолжил министр профессиональной этики и нравственности Вышкин, богатырь с румяным лицом второгодника-оптимиста:
– Я уже не говорю о Домах архитекторов и прочих журналистов. С этим безобразием мы покончили. Теперь у всех творческих союзов один общий дом: «Дом Павлова», наше историческое и культурное наследие. Около его руин и объединились прогрессивные творческие силы региона по общности рода деятельности и профессиональных интересов. Рисуют там картины, читают прекрасные патриотические стихи и поют песни о военной славе нашего города.
– Вот! – закричал председатель .– Вот что нужно взять за основу проведения оптимизации! Что там у нас по списку? Академия МВД и институт бизнеса… Пиши: оптимизировать академию МВД и институт бизнеса по общности рода деятельности и профессиональных интересов. А называться будет: «академия права и лева». Ты чего там пишешь, грамотей? Какая «окадемия»? Откуда там «а» взялось? Исправляй: «о-ко-демия». Нет, точно надо академию госслужбы с педом соединить. Пусть учителя вас хоть писать научат, академиков хреновых! Пиши: оптимизировать академию госслужбы и педагогический университет по общности целей и задач обучения.
Концептуальная основа оптимизации была определена. Комиссия явно повеселела.
– Предлагаю оптимизировать физкультурную и медицинскую академию.
– Что, тоже по общности целей и задач обучения?
– Нет, что там у них общего? Давайте по территориальному принципу. Где калечат, там пусть и лечат.
– Принято! Тогда надо и архитектурный с техническим университетом оптимизировать. По правде сказать, у них тоже ничего общего нет, зато здания рядом стоят.
– Отлично! Что у нас дальше по списку? Институт водного транспорта? Подождите! Мы же его два месяца назад уже… того. Теперь он институт водного и железнодорожного транспорта.
– Ну, и что? А институт культуры куда денем? Давайте его соединим с институтом водного и железнодорожного транспорта. По общности рода деятельности и профессиональных интересов!
– Ничего себе, по общности! Где у нас на транспорте культура?
– Что вы имеете против транспорта? - встрепенулся задремавший министр транспортных сообщений. – А дороги-то у нас какие, дороги?!
– Ой, пожалуйста, не надо о личном, Сергей Павлович! Пиши: оптимизировать эти вузы и назвать «институт культуры водного и железнодорожного транспорта». Простенько и со вкусом. Что там у нас дальше идет?
– Дальше – институт искусств.
Повисло неловкое молчание. Члены комиссии напряженно пытались осмыслить зыбкое и неопределенное понятие искусства (да еще и во множественном числе), но никаких ассоциаций не возникало.
–А осталось еще что-нибудь?
– Осталась сельхозакадемия.
За окнами стало совсем темно. Председатель вздохнул и решительно заявил секретарю:
– Пиши: оптимизировать институт искусств и сельскохозяйственную академию. И назвать: «институт сельскохозяйственных искусств».
Секретарь замялся и робко спросил:
– А дальше как? Неужели по общности рода деятельности и профессиональных интересов?
Возникла долгая пауза.
– Что, по общности целей и задач обучения?
Председатель промолчал, но секретарь не унимался:
– Может, по территориальному принципу?
Тут все засмеялись, а министр транспорта сочувственно протянул: «Ты что-о, ми-илый, в родном селе заблудился?»
– Тогда как? – настаивал секретарь.
Председатель густо покраснел и тонким голосом взвизгнул:
– А вот так! Просто так!
– Просто так? – не поверил секретарь.
– Да! Просто так!
Усталый секретарь дрожащей рукой неровно вывел: оптимизировать институт искусств и сельскохозяйственную академию в «институт сельскохозяйственных искусств» просто так.
Председатель выхватил у него из рук протокол, размашисто расписался и закончил заседание загадочными словами: «Все должно быть целесообразно».
Великая Оптимизация образовательных учреждений обрела концептуальную завершенность.
ЛЕД И ПЛАМЕНЬ
Они сошлись. Волна и камень,
Стихи и проза, лед и пламень
Не столь различны меж собой…
А.С. Пушкин
Ранним утром ректоры оптимизированных учебных заведений робко топтались по вытертым ковровым дорожкам администрации в ожидании судьбоносных решений.
Один только Арсений Аполлонов-Бельведерский, ректор института искусств, не мог стоять на месте. Он мелкой рысцой рассекал длинный темноватый коридор, перемещаясь туда и обратно с завидной скоростью. На бегу стремительный Аполлонов-Бельведерский неоднократно задевал узким плечом или длинными худыми руками Степана Мухобойко, одиноко стоявшего у окна. Однако монументальный ректор сельхозакадемии, погруженный в тяжелые размышления, никак не реагировал на происходящую суету.
Наконец распахнулась заветная дверь, и два вышеупомянутых ректора предстали перед комиссией по оптимизации учебных заведений.
Хрупкий Арсений Валентинович переминался с ноги на ногу, теребил цветной шейный платок. Он визуально терялся рядом с огромным Степаном Ивановичем и выглядел, как нежная фиалка на фоне атомного реактора.
– Да уж! «Стихи и проза, лед и пламень», - процитировал Пушкина образованный министр профессиональной этики и нравственности, и коллеги взглянули на него с уважением.
– Как детский самокат рядом с гелендвагеном, – подумал министр транспорта, но после Вышкина вслух произнести постеснялся.
В самом деле, трудно было найти столь разных людей.
Ректор сельхозакадемии Мухобойко по совместительству заведовал кафедрой кормления и разведения сельскохозяйственных животных. Его внушительная фигура красноречиво свидетельствовала о высоких достижениях в избранном роде деятельности и вселяла в окружающих робкую надежду на то, что, пока такие люди стоят на страже интересов сельскохозяйственных животных, экономический кризис нам не страшен.
Был Степан Иванович человеком серьезным и основательным, слов на ветер не бросал (и вообще говорил мало и неохотно). Сельхозакадемия представлялась ему большим крестьянским подворьем, хорошо знакомым и любовно обихоженным. То, что испытывал сейчас Мухобойко, можно было сравнить с тоской и болью раскулаченного «крепкого» хозяина, который на разоренном дворе ловит прощальный взгляд любимой скотины на пути к ветхому колхозному коровнику.
Заслуженный работник культуры, композитор Аполлонов-Бельведерский, автор и исполнитель задумчивых медленных вальсов и задушевных романсов, был человеком тонким и трепетным. Тем не менее, уже много лет он успешно руководил институтом искусств, чем немало удивлял окружающих. Артистическая натура Арсения Валентиновича не позволяла ему каждодневно опускаться до унылой прозы учебных будней или примитивной хозяйственной суеты – непременных атрибутов институтской объективной реальности. Но при возникновении любой нестандартной ситуации в Аполлонове-Бельведерском пробуждались богатырские силы. Как многие представители русской интеллигенции, он был ситуативным романтическим борцом-экстремалом: бурно протестовал против любых социальных, правовых и нравственных трансформаций и эпизодически вкладывал все силы своей мятущейся души в любые, даже незначительные, протестные мероприятия.
Сейчас была как раз та самая экстремальная ситуация, которая культивировала в мятежном ректоре неистовую энергию.
– Доводим до вашего сведения, - важно начал председатель, – что решением комиссии по оптимизации учебных заведений…
– Но как? – на самых высоких нотах прервал его Арсений Валентинович, - Как вы представляете себе сам процесс объединения столь разных и специфических вузов?
Председатель промолчал, потому что никак не представлял себе этот процесс. Члены комиссии откровенно скучали, а суровый Мухобойко укоризненно смотрел на Аполлонова-Бельведерского, как строгий, но справедливый отец на непутевого сына. Однако Арсений Валентинович хорошо поставленным сценическим тенором продолжал:
– Противоестественное положение, возникшее при слиянии наших вузов…
– Надеемся, что вы оправдаете оказанное доверие, – в унисон ему повысил голос председатель.
– Повлечет за собой необратимые последствия…
– И сможете организовать работу нового учебного заведения на высоком…
Еще несколько минут председатель и ректор говорили (вернее, кричали) одновременно. Тут Мухобойко не выдержал и произвел снайперски точное и почти незаметное со стороны движение, в результате которого Аполлонов-Бельведерский запнулся и чуть не свалился на пол.
Председатель обрадовался наступившей тишине и благодушно заключил:
– Ну вот, друзья мои, теперь идите…
Тут он сделал паузу, потому что на ум некстати пришли слова из Священного писания «плодитесь и размножайтесь», но быстро поправился и закончил:
– Идите и работайте.
Арсений Валентинович пытался еще что-то спросить или добавить, но могучая десница Мухобойко тяжело опустилась на его плечо и неумолимо повлекла ректора в коридор. Там Аполлонов-Бельведерский предпринял еще одну попытку восстановить справедливость. Он ловко вывернулся из-под руки Мухобойко и бросился обратно, но вовремя был пойман Степаном Ивановичем и конвоирован к выходу из администрации.
В вестибюле Арсений Валентинович утратил активность, прекратил сопротивление и мешком повис на левой руке Мухобойко, который, подобно гигантскому флагману, решительно прокладывал свой путь в пестрой чиновничьей толпе, невнятно бурча себе под нос что-то нелицеприятное. Аполлонов-Бельведерский скорбно молчал, и только на улице горько выдохнул извечный вопрос русской интеллигенции «что делать?» куда-то в область межреберья Степана Ивановича. Большое сердце защитника сельскохозяйственных животных сжалось от боли и заныло от сострадания.
– Да ладно, Сеня, - устало вздохнул Мухобойко и продолжил на особом языке, непостижимом для иностранцев, но таком понятном каждому русскому человеку:
– Чего уж теперь… Как-нибудь… Ты, это, давай ко мне завтра, если что…
Ректоры попрощались и уныло побрели в разные стороны, не подозревая, что в это самое время члены комиссии по оптимизации учебных заведений за третьим утренним кофе делились впечатлениями от выполненной работы и весело обсуждали ближайшие перспективы как раз-таки их совместной деятельности.
– Куда же Аполлоныч своих художников-музыкантов в сельхозе рассует? Неужели все поместятся?
– А кто не поместится, тех – в подшефное хозяйство, - авторитетно заявил министр сельского хозяйства. Это конструктивное предложение было встречено одобрительным хохотом и побудило коллег к дальнейшим творческим изыскам.
– А как они власть делить будут? – поинтересовался министр экономики.
– Пусть жребий бросят, – не задумываясь, ответил министр транспорта.
– Ага, пусть поканаются,– поддержал его министр спорта и тихо добавил нечто, вызвавшее у коллег новый всплеск положительных эмоций. Они долго не могли успокоиться и, отсмеявшись, пришли к единому мнению: шансы на ректорское кресло у Аполлоныча равны нулю.
Но, как это часто бывает в России, действительность превзошла самые смелые ожидания.
(Продолжение следует).