Аллюзии
Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Хоть и месяцы прошли, а всё ж достиг Серовой-Серовый своего: придумал, как и царя ублажить, и встречи с народишком провести, чтобы не было царю-батюшке лишнего беспокойства.
Вот припадает он однажды к царёвым подошвам и начинает вести такую речь:
- Не вели, государь, казнить, вели слово вымолвить. Знаю теперь, каким макаром несказанную к тебе народную любовь въявь явить.
Только памятливый Ерепень на заманки не поддаётся, посылает боярина за леса дремучие, в колючки колючие, к змеям-искусителям, к воителям, к святителям, к недужным родителям... В общем, далёконько отсылает. А тот не отступает, прилип, как банный лист промеж лопаток: пойдём да пойдём, покажу чего-нито. И достиг-таки. Любопытно стало царю, что за штуку штукарь его умудрил.
Пошли. Заходят в горенку просторную. Смотрит царь, а за столом сидит... он сам! В полном царском облачении и на него глаз уставил. У Ерепеня голова кругом пошла, ноги дрожью взялись. Пальцем на сидящего тычет, а сам слова вымолвить не может, хрипает лишь.
Боярин подхватил Ерепеня под потные микитки, за стол усадил. Ендову с квасом суёт ему, успокаивает, ровно ручеёк, журчит:
- Зря ты так всхомянулся, царь-надёжа. Не рви сердце себе понапрасну. Это не живой человек сидит пред тобой, а кукла с механизмом.
Присмотрелся Ерепень: точно - кукла. Только, если б не сказали, ни за что бы не дотумкал, уж так похож, так похож...
- Это кто ж такое диво дивное сотворил? - спрашивает.
- Привёз я мастера иноземного, - отвечает Серовой-Серовый. - Прозывают его Ёксель-моксель. Пришлось, конечно, деньжонок густо отвалить, да для дела не жалко.
- Что ж, он так и будет сидеть? - снова спрашивает Ерепень.
- Не сумлевайся, пресветлый царь, - отвечает боярин, - кукла как живая. И ходить может, и разговаривает твоим голосом. Сам спытай.
Ерепень совсем оправился, улыбается, приказывает:
- Ну, давай, распотешь меня, механизма бездушная.
- Здоров будь, бедолага, - говорит истукан. - Поведай нам нужду свою.
Да похоже так говорит. Как настоящий царь. Ерепень даже растерялся маленько:
- Нету, - отвечает, - у меня никакой нужды. Любопытствую просто.
- Ну, это горе - не горе, - говорит кукла. И тоже улыбается. - Мы твоей нужде пособим. Ступай себе с Богом.
Ерепень тут и в ладошки захлопал от удовольствия, уж очень ему понравился механизм, Ёксель-мокселем слаженный. Боярина по щеке треплет и два рублёвика ему суёт серебряных: вот уж угодил, так угодил, забава надолго будет.
А боярин головой качает:
- Нет, батюшка-царь, это вовсе не забава тебе, а дело сурьёзнейшее и полезнейшее. Эта кукла и выколупнет народную к тебе любовь наружу. Сладим мы их несколько штук и рассадим в особливых горницах по всему, по царству нашему. Будут истуканы народ принимать, обещания да надежды всякие сулить. Вот она и вспыхнет, любовь-то народная. Распиаримся, как тудыть её в фелонь! Только деньжат надоть подвалить.
- За деньгами дело не станет, - отвечает царь, а сам довольный, как червонец золотой. - Дельно придумано. Зови мастера.
Сказано - сделано. Открылись горницы по царству ерепенинскому. В каждой по истукану восседает. Народ в них валом валит, нуждишки-то неотложные, почитай, у каждого имеются. И каждый обещание подмоги получает. Кутька Моровая со своей трубой глядючей по всем горницам, опять же, едва успевает поворачиваться, и на всю ивановскую голосит о милостях царских. Понятно, что любовь к Ерепеню у народа как на дрожжах расти начала.
И тут случилось нежданное.
Но об этом - вдругорядь.
Политический аллюзионист Monsieur Montblanc.
Аллюзии (фр. allusion - намек) - соотнесение устойчивого понятия или словосочетания литературного, исторического, мифологического порядка с описываемым или происходящим в действительности.
